И для дриады будет лучше, если случившееся в Вещих Капищах просто череда неудачных совпадений…
Ледяной ветер скользнул по лицу, залез под воротник старенького кафтана, надетого поверх айранитской рубашки с прорезями на спине. Где-то довольно громко хрустнул валежник, а потом вновь стало тихо. Лексей Вестников остановился, тяжело опираясь на отполированный посох и вглядываясь в темноту, не разгоняемую даже поднявшейся над лесом серебристо-белой луной, щедро разливающей свой зыбкий, прохладный свет в бархатисто-черном небе.
Вдалеке послышался долгий, протяжный, до костей пробирающий волчий вой, в котором воедино слились и непомерное одиночество, и жажда единства со стаей. Я невольно подобралась, шагнула ближе к наставнику, оглядываясь вокруг. Может, оно и к лучшему, что мы не зажигали волшебных светляков – тогда почти невозможно было бы определить, где тень, отбрасывая кустом или деревом, а где лесной зверь.
Волчья песня вторично разнеслась над испуганно притихшим лесом – и на этот раз была подхвачена десятками других «голосов». Гулкий, басовитый вой изредка перекликался со звонким, тявкающим, но и он не перекрывал чистой, протяжной «лунной песни» вожака разумных волков. Серебряный собирал свою стаю, свой народ, всех тех, кто мог и хотел принимать участие в Диком Гоне, который пронесется по земле вслед за призрачной свитой, что скачет в небесах под лунным светом, и его вой был как звук охотничьего рожка для собачьей своры.
Лексей Вестников молчал, все так же опираясь на посох, вот только выпрямился и не напоминал уже древнего, согбенного пронесшимися над головой годами и грузом знаний старика. В неясных сумерках мой наставник показался мне таким же, каким я помнила его в детстве – сильным, уверенным в себе человеком, для которого посох в руках всего лишь удобная палка, а не жизненная необходимость. Я шагнула вперед, чтобы заглянуть ему в лицо, – да, так и есть. В глазах наставника едва заметно мерцали золотистые огоньки, перекликаясь с искорками пламени в старинном перстне с янтарем. Лексей помолодел на глазах – или же просто раньше он хотел казаться стариком, а сейчас перестал притворяться.
– Ну Ванька, готовься. Скоро Серебряный со стаей тут будет. Страшно, да? – Наставник посмотрел на меня и широко улыбнулся. – Ты не бойся, доченька. Главное, когда будешь там, не бояться. Запомни раз и навсегда: если ты не можешь стать частью Дикого Гона, то становишься жертвой. И Черный Охотник не посмотрит на то, королева ты или просто залетная ведьма на помеле.
Волчья песнь оборвалась на самой высокой ноте – и все стихло.
– Допел Серебряный, – вздохнул наставник, кладя ладонь мне на плечо и крепко сдавливая. Рука не по-старчески сильная и жесткая. – Значит, сейчас по этой тропе поведет свою стаю. Останавливаться они не станут, разве что сбавят чуток шаг, чтобы взять пассажиров, то есть нас с тобой. Твое дело взобраться на спину одному из волков, а там от нас, почитай, и не зависит ничего. Серебряный сам выведет стаю к Дикой Охоте, а дальше… Дальше ты весьма обрадуешься, что у тебя есть крылья, доченька. Или же проклянешь свою затею.
Я лишь кивнула в ответ, до рези в глазах всматриваясь в холодный сумрак, откуда уже слышались короткие «перекликания» разумных волков. Не прошлой минуты, как на тропе перед нами показался здоровущий белоснежный волк с ярко горящими в темноте светло-зелеными точками зрачков. Он даже не поздоровался, только приостановился на несколько секунд, поравнявшись с Лексеем, и почти сразу же умчался вперед, унося на своей спине моего наставника. Я же осталась стоять на тропе, а мимо меня скользили серые тела волков, не задерживающихся для того, чтобы взять на свою спину человека, они только недовольно огрызались или ворчали, когда им приходилось огибать столбом застывшую лесную ведунью.
Не до меня им сейчас – в их крови играет еле слышно рог Черного Охотника, лунный свет, едва-едва проникающий сквозь лесную чащу, высвечивает серебром их зимние шубы, а неумолимо надвигающийся Излом осени подгоняет, как кнутом. Быстрее, еще быстрее…
Я уже готова была перекинуться и лететь над стаей, не дожидаясь, пока волки скроются за деревьями, когда рядом со мной на тропе будто бы из-под земли вырос здоровущий волк с черной полосой вдоль хребта. Вспышкой молнии мелькнула в мозгу чужая мысль, произнесенная странным, рокочущим, но до боли знакомым «голосом»: «Садись, сестра! Время уходит».
На спину Подлунного я взобралась в мгновение ока – и сразу же обняла его шею руками, почти уткнувшись лицом в густой зимний подшерсток разумного волка, прячась от колкого морозного ветра, пробирающегося под одежду, и ругая себя за то, что не догадалась надеть перчатки. Пальцы почти сразу закоченели, и я постаралась спрятать их в роскошной шубе названого брата. Помогло, но слабо.
А стая неслась в ночь.
В едином порыве волки бежали по тонкому слою свежевыпавшего снега, огибали черные стволы деревьев, перепрыгивали через нагромождения валежника или же проскальзывали сквозь густой кустарник. Луна то показывалась в просветы между деревьями, то снова пропадала, когда Подлунный со мной на спине нырял в густую чащу.
Куда вел нас Серебряный, я могла только догадываться, но вскоре деревья расступились, и мы очутились на большой поляне, залитой зыбким лунным светом. Пушистый, лишь сегодня выпавший снег мягким саваном замаскировал изломанные, пожухлые травяные стебельки, спрятал под теплым одеялом уснувшую до весны землю. Ветер гулял над этой поляной, то и дело поднимая в воздух сверкающую алмазами снежную пыль, то закручивая ее поземкой, то отпуская, позволяя мягко осыпаться на зимнее покрывало.
Здесь Серебряный коротко взвыл и остановился, позволяя Лексею слезть, а затем и вовсе ложась на снег. Стая его поступила точно так же – волки устраивались поудобнее, но тем не менее было видно, что при первом же сигнале вожака они вскочат и сорвутся со своих мест туда, куда поведет их Дикий Гон.
Я соскользнула со спины Подлунного, и он тотчас улегся на снег у моих ног, не отрывая взгляда от темного неба и бледного глаза луны, нависшего над кромкой деревьев. Упавшая, как молот на наковальню, тишина стала предвестником вот-вот грозившей разразиться бури.
Казалось, весь мир замер в ожидании. Я стояла на ледяном груденском ветру, который нес мне в лицо мелкие колкие снежинки. За моей спиной безмолвными тенями застыла волчья стая. Неслышные и почти невидимые призраки, если бы не снег, укрывший землю тонким слоем, их невозможно было бы различить. Луна почти поднялась в зенит, озаряя нас тусклым, бледным светом и изредка прячась за рваными клочьями облаков, гонимых по небу северным ветром.
Ждать осталось совсем недолго.
Вот теплая рука наставника легонько тронула мое плечо, привлекая внимание к разливающемуся вокруг диска луны зеленоватому сиянию, которое с каждой минутой становилось все ярче. Разумные волки заволновались поднимаясь с земли и стряхивая с пышных зимних шуб налипший снег, а я почувствовала, как Подлунный ощутимо толкнул меня мордой под колено, напоминая о том, что уже пора. Еще немного – и Зов Черного Охотника поманит за собой волчью стаю Серебряного, присоединит к Дикому Гону, что идет по земле, а сам предводитель поскачет по небу дальше, во главе призрачной свиты, в которой нашлось место и великим героям прошлого, и мертвым рыцарям, до последнего вздоха выполнявших свой долг, и тем, кто стал частью Дикой Охоты во время прошлых ночей Излома.
А также тем, кто уже не жив, но еще и не умер.
Я почувствовала Зов каждой клеточкой своего тела – низкий, вибрирующий звук, пробирающий до самых костей, как удар колокола, как песню охотничьего рога, в ночь Излома осени делящего мир на охотников и жертв. На миг почудилось, будто мои ноги приросли к земле, я ощутила такой ужас, словно все мои страхи вдруг обрели форму, плоть и встали за спиной, глядя в затылок десятками призрачных глаз, от которых не удастся скрыться ни на земле, ни под землей, ни в воздухе. И никакие замки и запоры не удержат их. Если бы не наставник, с силой толкнувший меня на спину нетерпеливо рычащего Подлунного, я бы потеряла разум и бросилась в ночь, став жертвой для собственных ужасов и своры призрачных гончих из Дикой Охоты. Кто не охотник, тот жертва – таково правило ночи Излома. И никто из повстречавшихся на пути призрачной свите не сможет сохранить нейтралитет и остаться в стороне. Им всего лишь дается выбор – убегать от своих страхов или же попытаться взглянуть им в лицо.